bdsmion

Предуведомление: фантазия на тему произведений Дика Фрэнсиса, одного из самых любимых моих авторов.

Работать жокеем - не значит идти по пути, усыпанном розами.

Мне приходилось тренировать упрямый молодняк и пинать к финишу бестолковых старичков; голодать, чтобы сбросить вес; получать синяки и ссадины во время падений; выслушивать глупости владельцев и грубости конюхов. Всякое случалось.
Но еще ни разу меня не похищали прямо из дома, чтобы заставить фаворита проиграть скачку.

***

Впрочем, обо всем этом я, придя в себя в помещении, похожем на заброшенный сарай, не думал. Особенно, когда обнаружил, что я не просто лежу, совершенно беспомощный, растянутый между ввинченными в пол стальными кольцами. Я еще был и совершенно голый.

Жокеи-хлюпики не задерживаются в профессии, поэтому рыдать я не стал. Сначала, стиснув зубы, изо всех сил дергал и тянул веревки. Увы, они оказались нейлоновыми и всё, чего я добился, были глубокие ссадины на запястьях и щиколотках.
Немного отдохнув, я попробовал дотянуться до колец, к которым были привязаны руки. После нескольких неудачных попыток удалось-таки зацепиться за одно. Я рвал и крутил его, задыхаясь от напряжения, пока кисть не свело судорогой. Безрезультатно. Разве что, судя по ощущениям, добавились ссадины на спине и заднице от слишком активного ерзания.

Время шло. Захотелось пить. Желудок урчал, напоминая, что позавтракать не удалось. Потихоньку подползал страх – сколько еще придется здесь лежать? И вообще - отпустят ли меня похитители? Или?..
Я заорал. Уж лучше привлечь внимание и предстать нагишом перед случайным прохожим, чем, боясь позора, ждать неизвестно чего. Орал долго, громко и старательно, пока не охрип окончательно и не выбился из сил. Теперь мне оставалось только лежать, шепотом бормотать все известные мне непристойности и желать, чтобы похитителей постигли все кары земные и небесные.
В узкие оконца под потолком сарая проникал солнечный свет. Даже если бы спасатели появились прямо сейчас, на скачку я уже безнадежно опаздывал. Джонсон, тренер, конечно, найдет для Темплгейта жокея на замену, но с работой на него я могу прощаться прямо сейчас. Оправдания, что меня похитили, заперли и связали, для него не будут иметь никакого значения. А, зная его злопамятную натуру, можно быть уверенным, что моя репутация в мире скачек пострадает очень сильно.

И тут я услышал сначала звук автомобильного мотора, затем щелканье открываемого замка и голоса.
На какую-то долю секунды во мне вспыхнула ослепительная радость – меня услышали! Меня освободят! Я извернулся в путах, вытягивая шею и напрягая связки для крика «Эй! Помогите мне!», но тут лучик надежды погас.

Это пришла не помощь. Это пришли похитители.

***

Я неплохо их знал. Лора и Майкл Крауны. Брат и сестра, похожие как две горошины из одного стручка. Обладатели состояния, позволяющего исполнять все прихоти. Завсегдатаи скачек. Я скакал на их лошадях пару раз.

Лора относилась к моему любимому типу женщин – высокая статная брюнетка. Она всегда казалась невозмутимой, вела себя доброжелательно без панибратства и уверенно без высокомерия. Мне она нравилась и, говоря откровенно, возбуждала.
Нравиться она перестала после того, как вполне невозмутимо предложила крупную взятку за то, что я проиграю скачку на Темплгейте. Я отказался в довольно резкой форме. Однако возбуждать она, к сожалению, не перестала. Поэтому я и открыл ей дверь своего дома сегодня ранним утром.
Я не мог понять, почему им до такой степени понадобился проигрыш, что они пошли на такое рискованное дело, как похищение. Ведь их лошади даже не участвовали в этой скачке.

Они подошли ближе и я невольно дернулся. Голый, беспомощный, лежащий у их ног – положения унизительнее нельзя и представить. Я ощущал их взгляды на своем теле как что-то липкое и невыразимо мерзкое.
Возможно, надо было требовать, чтобы меня развязали, и угрожать полицией. Или, может, обещать молчание взамен на свободу. Но я молчал, не желая выглядеть еще более жалким.

Краун обернулся к сестре:
- Как видишь, с ним все в порядке. До вечера вполне протянет, сейчас тепло. Поехали.
Он двинулся к выходу, однако Лора отрицательно качнула головой:
- Поезжай один. Я ненадолго задержусь здесь. Ты же знаешь, мне давно хотелось.
Краун вернулся. На лице его играла глумливая ухмылочка.
- Да-а? Тогда, может, я тоже задержусь, а? Мне нравится и смотреть.
Я не трус, таких среди жокеев не бывает, но эта парочка психов перепугала меня до дрожи. На что это он собрался смотреть?!
- Обойдешься, - насмешливо ответила Лора. – Ты должен сейчас ухаживать за дурочкой Уайт.
- Знаю. Но это так ску-учно!
Тем не менее, он все же послушался и уехал.

***

Постукивая каблуками сапожек, Лора пару раз обошла вокруг моего распятого тела, внимательно его при этом разглядывая. Вот же дрянь! Наверное, так матроны рассматривали рабов на рынках Древнего Рима…
Она остановилась совсем рядом, так близко, что край длинной широкой юбки пощекотал мое плечо, и задумчиво проговорила:
- А ты симпатичный. Кожа гладкая, я такую люблю. Правда, слишком бледный на мой вкус. Предпочитаю посмуглее. Зато размер у тебя подходящий.
Нет, не матрона. «Волчица». Твою мать, о чем я думаю?!

Лора опустила сумочку на пол и стала неторопливо расстегивать короткий жакет. Она что – собирается?.. Прямо здесь? Вот так?.. Да нет, не настолько же она чокнутая…

Я облизал пересохшие губы и хрипло спросил:
- Зачем?..
Лора сняла жакет, положила, свернув, на сумочку. И, тварь такая, продолжила расстегивать пуговки, уже на блузке. Голос у нее при этом оставался таким же спокойным, как если бы мы беседовали в ложе.
- Темплгейт – капризная скотинка, но ты ему нравишься. Ты бы на нем обязательно выиграл. (Блузка распахнулась, открывая полную грудь, упакованную в кружевной бюстгальтер). Таннер уже поставил на него все, что мог. А мне надо, чтобы он проиграл. Тогда… ах, к чему тебе наши личные счеты?
Она приподняла подол, аккуратно переступила длинными ногами и опустилась, устраиваясь верхом у меня на бедрах - моя голая кожа ощутила и мягкую ткань юбки, и царапающие застежки сапожек, и теплый шелк чулок, и плотное кружево ее трусиков – и уверенным движением погладила меня по животу и в паху.
- Сука! – только и смог сказать я и заворочался, пытаясь ее столкнуть.
Лора тихо засмеялась и с явным удовольствием проговорила:
- Строптивый жеребенок!
Бюстгальтер у нее был без бретелек и снялся легко. Она покачала им и уронила мне на живот. Погладила груди, слегка сжала соски.
- Красивые, верно? Хотел бы потрогать, да? Взять в ладони – вот так?..
Мне вдруг стало жарко. А Лора продолжала мурлыкать, негромко, интимно:
- Я тоже хочу тебя потрогать. Вот здесь… он у тебя очень милый. Такой гладкий… горячий…
Ее сложенные в кольцо пальцы обхватили мой член и задвигались вверх-вниз, другая рука настойчиво ласкала между моих бедер, а я - в тщетных попытках избежать ее прикосновений - мог лишь дергаться, заставляя веревки еще сильнее сдирать кожу. Ужасно, унизительно…
Лора низко наклонилась, и я почувствовал на себе сначала ее дыхание, потом – влажное нажатие язычка, скользнувшего вниз-вверх, и вокруг, и снова вниз, потом - губы, охватывающие и всасывающие…
…черт подери, гадина умела делать это лучше всех моих подружек и, вдобавок, ее не надо было упрашивать. Она старалась так, словно ублажать меня было единственной целью ее жизни.

С последней подружкой я расстался три месяца назад. Три месяца… долгий, слишком долгий срок для молодого здорового мужчины, не привыкшего к воздержанию…
Я зажмурился, прикусил щеку так, что во рту появился вкус крови, но боль была недостаточно сильной, чтобы отвлечь.

Лора выпрямилась, смахнула с лица выбившуюся прядку и опять тихонько рассмеялась:
- А я вижу, как ты меня хочешь…
Я хотел. Я безумно хотел вывернуть ей руку, швырнуть на этот пол и трахнуть как можно грубее, засаживая на всю глубину, чтобы она не мурлыкала, а вопила от боли и унижения, как готов был вопить сейчас я.
Она приподнялась, мгновение повозилась под юбкой, сдвигая трусики, и невыносимо медленно опустилась снова, насаживаясь, вбирая меня в себя.

Я сдался, перестал думать и позволил телу получать удовольствие.

Было так непривычно, что от меня ничего не зависит и можно ни о чем не заботиться. Лора делала все сама: ласкала, гладила, даже покусывала, прижималась и терлась грудью, то замедляла, то убыстряла ритм движений, постанывала… Она была восхитительно тугая и горячая внутри, в ней было потрясающе хорошо. Если бы она работала шлюхой, клиенты дрались бы за место в очереди.

Выражаясь иносказательно, в этой скачке она была всадницей, умелой, опытной и властной, а я – ее горячим скакуном, на котором она мчалась к наслаждению.
И что самое смешное – к финишу мы добрались одновременно и в полном согласии.

***

После, немного полежав, отдыхая, на моей груди, она легко встала и принялась быстро и ловко приводить себя в порядок, бормоча что-то ругательное о порванных чулках и испорченной прическе.
Ее бюстгальтер оказался под моим задом, и я вяло удивился - как он мог туда попасть? На душе было муторно. Неудержимо клонило в сон. Однако одурь моментально прошла, когда я заметил, что именно Лора достает из сумочки.
Видимо, выражение моего лица при виде маленького фотоаппарата позабавило ее.
- Я уже нащелкала две дюжины кадров до того, как ты пришел в себя, - сообщила она, улыбаясь. – Пригодятся, если ты вздумаешь рассказать полиции, что тебя изнасиловали.
Я почувствовал, как лицо заливает жар. Она по-птичьи наклонила голову вбок и добавила:
- Знаешь, иногда, когда мне будет скучно, я буду смотреть на них и вспоминать, как это было. Мне понравилось.

Я закрыл глаза и отвернулся. Что еще я мог сделать в таком положении?

Когда она уехала, и можно было уже не сдерживаться, я заплакал от стыда. Лежал, всхлипывал и мечтал собственными руками свернуть мерзавке шейку.

***

Ближе к вечеру приехал Майкл Краун, развязал меня и вернул одежду. Понаблюдал, как я одеваюсь – неуклюже, потому что все тело затекло и ломило, - и заметил:
- Лихо тебя сестренка заездила. Жаль, я не видел. Повторите для меня?
Я попытался врезать ему, но он без труда увернулся и весело засмеялся. Я подумал, что смех этой парочки будет преследовать меня в ночных кошмарах.
- Сам виноват, - заявил Краун. – Тебе же предлагали деньги? Надо было брать.
Я побрел, пошатываясь, к выходу. Он окликнул меня, предлагая отвезти домой, но я не повернулся. Как-нибудь доберусь сам.

Краунами я уже сыт по горло.