bdsmion

Пришла на ум одна депрессивная зарисовка, которую захотелось оформить хотя бы в рассказ.

Лицо молодого мужчины наполнилось чем-то средним между праведным гневом и слепой решимостью крестоносцев. Еще секунду назад затуманенные глаза и паутинка морщин, выражавшие полную растерянность и плохо скрываемое отвращение полностью изменили очертания. Теперь его взгляд смотрел уже не вниз, усиленно ища хоть что-то, за что можно было бы зацепиться в лакированной поверхности стола, а вперед, прямо на собеседника. Обычно людей выдают едва заметные мелочи и если бы собеседник не сидел напротив, то заметил бы не состыковки в теле мужчины. Темная рубашка открывала лишь упертые в колени кисти, пальцы не были напряжены, а совсем наоборот – беспечно отдыхали изредка поглаживая фактуру черных брюк. Собеседник, видимо, знал несколько больше, поскольку никакой реакции его на столь резкие изменения в облике мужчины не было.

«Ладно!» – напряжение ушло со вздохом после принятия какого-то решения. Взгляд скользнул по собеседнику и тут-же снова стыдливо убежал куда-то вниз. «Хкгм! Мне 30, я наделал ошибок в жизни о которых, впрочем, не жалею. Я совершенно не ценю свою жизнь, но и не верю в реинкарнацию, так что попыток суицида не было...» – мужчина сделал паузу, кивнул сам себе, соглашаясь с какими-то мыслями и продолжил – «женат. По большому счету у меня есть все что нужно но… я, как водится, несчастен. Ожидаю завершения всего этого спектакля и не хочу ничего менять. Надоело.» – он чуть сжал губы и прищурился, будто что-то вспоминая или размышляя над продолжением и то-ли не найдя нужного, то ли оставшись им недовольным, закончил: «все надоело».
Мужчина пожал плечами и бегло бросил взгляд в сторону собеседника, ожидая какой-то реакции, но его никто не перебивал. Стоило ему замолчать, как комната погрузилась в тишину – совсем не спокойную умиротворяющую тишину, но это и нельзя было назвать звенящим затишьем перед бурей, тут скорее имело место нечто среднее между этими двумя. Ранее, изредка, рассказчик делал паузы, словно не хотел дальше продолжать, и в эти моменты чуть поворачивал голову вправо и тут же отдергивал себя. В этот раз он позволил рефлексам взять верх и посмотрел таки направо, где что-то его тревожило. Дверь выглядела вполне обычно, деревянная с какой-то витиеватой но строгой ручкой, наверно отличавшейся от миллионов таких же ручек своим особым узором или формой, но все-равно забывающейся примерно через секунду после того, как вы закроете дверь. Справа от двери висела книжная полка, которая бы явно помогла пролить свет на происходящее, но отсюда видно ее было крайне плохо, в отличие от часов – они висели слева от двери и были верхом стандартов прошлого века. Большие, круглые и предельно простые. Можно было бы сказать, что они очень искусно выполнены в минималистичном строгом стиле, но громкий и раздражающий звук секундной стрелки выдавал их простоту и дешевизну с головой. Именно эти щелканья и заставляли мужчину машинально отвлекаться. Сейчас же он смотрел на врага его спокойствия, которое впрочем и без того ужалось до размеров иголки, с легким злым прищуром. Впрочем, если бы сами часы заметили крайне недовольный взгляд, явно говорящий "уничтожу позже", когда от них наконец отвлеклись – они поспешили бы упасть и укатиться.

"Сейчас в очередном блокноте очередного психолога появляется очередная заметка о кризисе среднего возраста… Ожидаемо, предсказуемо и бесполезно." – пронеслось в его мыслях, когда часы в из "неизвестная опасность" перешли в состояние "отвлекающая и раздражающая мелочь". Взгляд зацепился за колонки, стоящие по углам комнаты. От них куда то вниз тянулись непривычно толстыми жгутами провода. «Но это совершенно не мой случай, мне как раз без разницы что останется после меня или чего достигну или так и не достигну в жизни. А впрочем...» – ход мыслей прервал удививший взгляд проигрыватель винила с запыленной на нем пластинкой. В поисках конца проводов подвернулась совершенно неожиданная для такого места вещь. Помотав головой, мужчина продолжил:

«В общем, я вполне доволен собой. Да, у меня есть целый ворох своих проблем и тараканов, но знаю их всех по именам и все решения принял рассудительно и основательно.» – рассказчик наконец немного ослабил сцепленные вместе пальцы и даже позволил себе оторвать локти от колен и немного выпрямиться – «Даже, если какие-то из них оказались ошибочными.» – он недовольно поежился. Последнюю фразу все-таки не вышло произнести беспечно и незначительно, отголоски сомнений и недовольства слишком явно остались слышны.

Цоканье стрелок начало равномерно разбивать тишину, нарезая ее на порции. Мужчина приподнял густую бровь, вслед за этим чуть дернулся уголок рта, создавая несколько морщин и рука, сама собой поднесенная ко лбу, дополнила красноречивую картину жеста, поправив на бок длинные и короткие волосы, создающие модную прическу. Жест испортила прядь, что таки оторвалась от собратьев и вместо прилежного облегания виска нагло упала, прикрыв глаз. Рука вернулась обратно и провела по ноге, разглаживая несуществующие складки. Ответной реакции, на которую провоцировал собеседника рассказчик, все не следовало, от чего он все больше грустнел, а запал внутри исчезал на глазах. Совершенно никакой реакции. Наконец мужчина сел по-удобнее, взял чашку со стола, отпил и пожал плечами.

«Я... никогда не был у психолога и без понятия что и как. Удобных кресел и бесед как в фильмах, насколько вижу, не ожидается, потому мне показалось...» – по тону было сложно понять, то-ли мужчина извинялся за агрессию, то-ли язвил, давал собеседнику понять, насколько тот не прав, просто слушая и ничего не отвечая – «в общем, потому все важное сразу и рассказал.» – закончил он, чуть разведя руки в стороны.

Жест завершить не вышло – чашка в руке явно портила эффект. Мужчина поставил ее обратно, посмотрел вперед и впервые позволил себе жест добродушия – пусть и едва заметную, но улыбку. Снова перед глазами появилась привычная текстура полосок дерева стола, впрочем она не мешала мыслям. "Конечно же это не все. Есть самая важная часть – тематическая жизнь, безуспешные поиски верха, разбитые о реальность надежды и переросшее в гнев отчаянье. Но лучше уж тот диагноз, что в блокноте, чем последствия такого копания в голове". В подобной ситуации каждый рано или поздно задает себе вопрос вроде «что я здесь вообще делаю?». Видимо, текущий случай был исключением, в глазах рассказчика не было ни грусти исповедующегося человека, ни детского недовольства от того, что приходится говорить неприятные вещи о себе. Напряженный и плотный поток мыслей проносился в его голове. Из всех них ближайшая к этому вечному вопросу подобных ситуаций была: «чего я на самом деле хочу от этой беседы?». Обдумывалась она с пол секунды, пока глаза рассматривали комнату, а затем, не найдя продолжения, была отложена на потом.
Деревянная мебель, именно дерево – то-ли реставрация старинной, то-ли изготовленная под заказ, удивительно успокаивала. Вещи стоящие на полках шкафа - фото-рамки, книги, статуэтки и прочие мелочи о которых вспоминаешь только тогда, когда нужно убрать слой пыли со всего этого, словно подчеркивали незначительность окружающего. Мебель будто говорила: "все не так уж и важно, столетия проходят, все меняется – не стоит переживать по мелочам". Шторы изредка колебались от ветра, открывая отдельные листья стоящих возле окна растений, впрочем звуков из-за окна в комнату не доносилось. В комнате не только не доставало столь привычного удобного кресла для "лежания-сидения" пациента, жалующегося на жизнь, но и светлой атмосферы в целом. Тут царили тишина и полумрак, а комнату можно было скорее сравнить с театром, где освещались лишь нужные вещи, чем с жилой комнатой, в которой кое-куда не доставал свет.

Впрочем, это никого не смущало а рассказчика даже наоборот – радовало. Текущие мысли бегали совершенно не по "светлым" участкам памяти, а как раз по самым темным и мрачным.

«Есть такая сложная штука как самопознание и принятие себя, да?» – это явно был не вопрос, а утверждение, иначе зачем отвлеченно смотреть в потолок, его задавая? Не найдя ничего примечательного вверху, он чуть склонил голову и посмотрел в упор на сидящего перед ним человека. «Но крайне полезная вещь. Проблема в том, что посмотрев на себя со стороны можно обнаружить кучу грязи и отвернуться уже не выйдет. И как потом с этим, скажите, жить? Но тут не волнуйтесь – для меня это как душ. Я принимаю душ таким, каким он есть!» – шутка позабавила рассказчика, впрочем он уже привык к ситуации и не ожидал никакой реакции – «я не высокого мнения о себе самом...мягко говоря. Так что, я знаю кто я, и вы попросту теряете время, давая мне выговориться.»

Мужчина пожал плечами и изобразил кислую мину. Ни какого продолжения не приходило на ум. «У всех есть вещи, о которых психологам не рассказывают: у кого-то это убийство соседа, а у кого-то привычка чесать зубной щеткой нос, но есть они у всех. Думаю эту часть не стоит затрагивать» – пронеслось в его мыслях. На самом деле психологи, угрюмо повинуясь правилу о неразглашении, регулярно выслушивают истории куда по-хлеще ваших, затем мысленно сравнивают их описание с уголовным кодексом и, если не находят совпадений, продолжают слушать. Сексуальная почва с отрывом лидирует от прочих причин проблем и расстройств, именно потому психолога сложно удивить каким-либо извращением. Они знают то, что не достается даже ушам партнера (впрочем, либо "плохого", либо бывшего партнера – раз дошло до подобного рассказа). И добрая половина психологов с легкостью даст фору "госпожам по вызову", хоть и не имеют ни капли опыта. Вторая же, стало быть – не добрая, половина просто откажется от подобного в виду врожденной несовместимости – имеются в виду мужчины.

Цоканье секундной стрелки становилось все громче и все-же отвлекло от размышлений, прервав привычное чередование тишины и ударов громким вздохом.

«Я пришел спросить совета. Или ...нет, не так.» – глаза забегали по сторонам, руки в такт равномерным щелчкам чуть пружинили упертыми друг в друга пальцами – «скорее, надеюсь, подтолкнете к какому-то выходу, а то уже зашел в тупик пытаясь решить.» Расказчик хмыкнул, и чуть помотал головой, явно не довольный выражением. Но все-же продолжил: «Есть "плохое" и "хорошее", я имею в виду в общем понимании. И часто сложно определить чего больше или что чем является. У меня возникла такая проблема... со своим поступком.»

Он откинулся на кресле, запрокинул голову, будто наконец смог найти в потолке окно и с удовлетворением уставился на небо за ним.
«Я байкер, как вы знаете… машины – не мое. С нашими дорогами, да и без них в общем то, это билет в один конец. Это лишь вопрос времени.» – он чуть сморщился и иронично улыбнулся – «этот народ поголовно парашютисты, военные, адреналиновые наркоманы и прочие смертники. Ну и...» – чуть пожевал губами, подбирая то-ли слова, то-ли проверяя тот ли оттенок будет у его выражений – «в общем, я смирился с такой дорогой. Быть готовым к смерти, конечно, никогда не выйдет, но смириться можно.»

Последние слова были произнесены уже глядя в сторону окна, в одну, только ему видимую, точку. Голос и его тембр изменились, речь стала спокойной с низкими, почти урчащими, протяжными нотками. Для полноты картины теперь герою не доставало сигары, бокала с чем-то крепким и печальной истории тяжелой жизни.

«Есть несколько вещей, которые никак не могу из себя выбить: всегда останавливаться, чтоб помочь другим мото-братьям, всегда пропускать людей на пешеходных переходах и ... махать детям, смотрящим с открытыми ртами.» – по лицу скользнула широкая добрая улыбка, видимо подкрепленная какими-то воспоминаниями – «не могу себе отказать в удовольствии видеть их реакции. Чистые реакции, без наигранности и социальных требований, как есть. Хм... дети – это дети, что тут скажешь.»

Мужчина оторвался от мыслей, пробежался взглядом по комнате, словно проверял – ни пропало ли что, и вернулся в свой изначальный вид. Опять неуверенность, аккуратное положение в кресле и плохо скрываемое то-ли недовольство, то-ли грусть.

«Из головы не идет один парень. Не совсем … ребенок без смышлености в глазах, но еще не те подростки, что просят дать подержаться за ручку или разрешения по-газовать, чтоб услышать рев мотора.» – он помотал головой, пытаясь подобрать более точные слова, но так и не смог. «В общем, тогда я что-то искал и вышло, что как раз притормозил возле него. Помахал, приветствуя, взревел мотором, поднимая обороты и поехал дальше, ожидая увидеть улыбку от уха до уха и привычное "ва-а-ау". Но... как бы сказать» – теперь мужчина смотрел внимательно вглядываясь во что-то прямо перед собой, словно там прокручивали фильм с его воспоминаниями. «Там было две эмоции, и обе безграничные и сильные. Было радостное удивление … видимо я был первым байкером, кто остановился чтоб с ним поздороваться...да и вообще кто на него глянул, думаю. Хм...мда...и печаль. Не та, которую видно, когда отбирают конфету или запрещают подходить к компьютеру, а искренняя, глубокая. Он был в инвалидном кресле и… не знаю. Может как часто бывает - врачи сказали, что он никогда с него уже не встанет.» Цоканье часов все сильнее прорезалось через по немногу затихающий и теряющий эмоции, хоть и все еще очень четкий голос. «Он так внимательно смотрел на мотоцикл, как только заметил ... может фанатеет от них. А тут такой подарок судьбы и вместе с тем напоминание, что мир – совсем не приятное место.»

Шторы совсем перестали шевелиться, повисшая пауза медленно напитывала воздух мыслями. Тяжелыми и тягучими, которые казалось поглощают даже цоканье часов.

«Вот...с одной стороны, в будущем ведь все плохое из памяти смоется и останется только воспоминание о поздоровавшемся с ним байкере. А с другой – будто издевательство вышло. Только у одного из десятка находятся силы собраться и сделать что-то. Например мотоцикл для инвалидов – чем не отличная идея? А вот остальные девять... Хм...» – он нахмурился и встал с кресла. Будто разминая спину сделал шаг в сторону двери и остановился. «В общем, так и не решил – сделал тогда что-то хорошее, или окончательно закопал мечты ребенка. Такая искренняя радость и такая же безысходность тогда промелькнули в маленьких глубоких глазах. Жизни мне не жалко, терять нечего, а вот тот ребенок из головы почему-то не идет.»

Мужчина посмотрел на книжную полку и его глаза резко расширились. С секунду он стоял неподвижно, а затем беззвучно зашевелил губами. Судя по так и оставшемуся в одной точке взгляду – он ничего там не заметил, а просто вспомнил что-то важное или даже шокирующее. Затем глаза снова приобрели привычную ясность, видимо оформив все в понятную мысль: «А ведь я, наверное, с точно таким же взглядом смотрю на чужие экшены, на наказания нижних и благоговейные взгляды в сторону их верхов...с таким же немым восхищением и безысходностью.»

Мужчина плавно повернул ручку и открыл дверь, шторы колыхнулись, задев растения, но тот вышел не оглянувшись и только еле-слышно, многозначительно произнеся: "странная штука, жизнь".
Сдерживаемые ранее лучи солнечного света наконец ворвались в комнату и стали жадно ее ощупывать. Теперь наконец можно было наконец рассмотреть весь интерьер, но приковывал центр комнаты, в котором одиноко стоял круглый стол. С одной его стороны находилось изрядно помятое и просиженное кресло, то самое, с которого только что встал недовольный рассказчик, а с другой его стороны – стояло еще одно, пустое, давно припавшее изрядным слоем пыли.


https://soundcloud.com/vacantmusiclondon/wanderer