Перейдя через мост и убедившись, что вокруг ни живой души, Дэува в сопровождении Волка бесшумно спустилась к густым непролазным зарослям на берегу. Остановившись перед стеной причудливо переплетенных веток, она повела правой рукой, и послушные ее жесту ветви сами расступились, освобождая узкий проход для двоих и немедленно смыкаясь за их спинами. Оказавшись у самой воды, Дэува расстегнула застежку своего плаща и бросила его в прожорливую закрывающуюся пасть зарослей, которые немедленно проглотили его, распуская новый кроваво-алый цветок в туннеле зеленого буйства, шатром накрывающего реку по бокам моста и скрывающую ее от посторонних глаз в этом таинственном месте.
Темная быстрая вода Амазонки, омывающая каменистный поросший берег, отражая миллионы пурпурных отсветов зажигающихся во мраке диковинных цветов, проворно исчезала под чревом нависшей над ней громадины моста. Сколько их уже было? Дэува прикрыла глаза, но кровавые огоньки все равно продолжали предательски плясать перед ними, как вящий упрек. Как долго она училась останавливаться на грани, когда вместе с глотками живительной влаги несчастную жертву начинала покидать сама жизнь, с каждым ударом замедляющего сердцебиения, словно колоколом отзывавшимся в ее мозгу, с предсмертным хрипом, который для вампира был самой музыкой. Ради этих последних самых сладких глотков и была охота, когда вся сила агонизирующего тела начинает перетекать в жилы победителя, сотрясая его нечеловеческим экстазом, и перед взглядом проносится зарождение и смерть одной маленькой вселенной, и он слышит в эти мгновения каждое живущее существо на земле. Убив однажды и почувствовав это, остановиться невозможно... Но однажды она остановилась... Вместо желанного экстаза ее накрыла волна такого ужаса, что она, как будто окаменев, простояла на коленях перед бездыханным телом целую вечность... Пока ее не нашел отец уже по пояс в крови около давно истлевшего трупа, чья костлявая рука, омываемая ее кровавыми слезами, по-прежнему обнимала шею девушки. Разомкнув это жуткое объятье, Леворн вынес на руках умирающую дочь и, скрыв ее смертельный для сородичей грех, тайно выхаживал в горной пещере. Он знал уже, что она не сможет быть больше лучшей охотницей рода, его гордостью и наследницей... Гладя ее по волосам, он тяжело вздыхал и рассказывал ей под эхо падающих со свода каплей древнюю легенду об ожерелье из зубов дракона, которого убил когда-то последний проклятый из рода. Испив кровь запретного для охоты существа, он обрел его мудрость и получил прозрение. Влекомый новым смыслом, проклятый навсегда покинул семью, и долго-долго скитался по свету один, живя совсем как человек, свободный от зова крови, пока не был убит своими прежними братьями. Поговаривали, что они нашли на нем трофейное ожерелье, сделанное им из зубов дракона, которое и избавило его от жажды охоты, за что оно и было уничтожено предками, как позорное клеймо на роде детей ночи. "Если бы знал я, дочь моя, - словно из прошлого звучал в ее ушах голос отца, - что это ожерелье не утеряно безвозвратно, я отдал бы все, чтобы облегчить твои вечные муки голода..."
Дэува подняла глаза, сквозь листву неясно поблескивал тонкий серп убывающей луны. Завтра ночь Черной луны... Когда Фенрилу снова придется приковать ее и видеть невыносимые мученья, облегчая их лишь немилосердным терзанием ее тела, пока с рассветом она не повиснет безжизненно на своих цепях, и он сможет наконец-то освободить ее и унести на ложе согревать своим теплом, поцелуями вдыхая в нее новую жизнь. И так из месяца в месяц... Вампир не может не убивать в такую ночь, голод в нее нестерпим настолько, что сводит с ума, и убить для нее уже было подобно смерти...
|