bdsmion

Туман. Стук каблуков глух и темен. Как подковы коня Джека Потрошителя в Лондоне прошлого века. Глухо, зловеще, неотвратимо. Он усмехнулся. Туман, фантазии… Глупо. Никого не хотелось видеть. Смешно надеяться, что прохожих не будет, столица не спит, но он надеялся. И почти получилось.

Полчаса в одиночестве, глядя на маслянистую неподвижную гладь воды. Тупая, тягучая, серая река. Как жвачное животное мерным телом опоясывает город. И все же успокаивает эта двойственность постоянства и непостоянства.

А теперь кто-то идет. Барышня, если судить по стуку каблуков. Ноздри недовольно раздулись.

Она шла в желтом нездоровом тумане, подсвеченном узорными фонарями. Тонкий, как будто искаженный, силуэт. Плащ выше колена, туго подпоясан. Блестящие черные туфли на каблуке. И хотя видны лишь ноги, (вполне неплохие ноги) почему-то сразу становилось понятно, что под плащом ничего, кроме неё самой. Проститутка? Искательница неприятностей? Поссорилась с парнем? Какая, впрочем, разница. Ему не до приключений, а ноги не настолько уж хороши, что бы разгонять своё мрачное настроение и тормозить ночную прогульщицу.

Руки спрятаны в карманы, взгляд перед собой, но плечи расправлены и шаг уверенный. Хоть не топиться идет, и слава Богу.

Девушка заметила его, хотела было пройти, но остановилось. Ему было виден момент, когда она приняла решение изменить маршрут и подойти к нему. Она даже замерла на полушаге: нога уже начала совершать шаг, почти предчувствие движения, и все же она остановилась рядом. Кто Вам скажет, что человек, остановивший в середине движения точен – не слушайте. Нет изящества в полужестах. Как запнувшийся человек некрасив, так и нелепо прерванное движение. Мгновенная неуклюжая потеря равновесия, быстрое выравнивание туловища, украдкой взгляд по сторонам, не заметил ли кто, одернуть одежду и побыстрей пройти место, где оступился. Но девушка была… органична, что ли, в полужесте? Незавершенность ей шла.

Остановилась, оперлась о перила, выдохнула в туман, словно выпустила что-то изнутри на волю.

- Вода холодная. – Никакой сексуальной хриплости или нежной мелодичности. Строгий тон, не самый приятный тембр. Как будто неуступчивая маменька бранит негодного сына за то, что он еще не успел, но уже подумал изгваздать новые брюки в луже.

Как сегодня пространны его мысли. Сплошные сравнения и метафоры. Лирика, блин…

- Я не собираюсь прыгать.– Глухо, из-под поднятого ворота куртки, произнес он. Пальцы вертели серебряный портсигар, приобретенный в порыве невыносимого пижонства для завершения эпатажного костюма на свадьбу друга. А сегодня ночью сигареты кончились, осталось лишь несколько в этом самом портсигаре.

- Да, я знаю.
- А ты собираешься прыгать?
- Нет. Я сегодня покрасила волосы. Глупо было бы портить прическу холодной грязной водой.

Он впервые посмотрел на её волосы, блестевшие в свете чугунного кружева фонаря набережной. Волосы и вправду были хороши. Собраны на затылке, лежат, волосок к волоску, переливаются. Цвет неясный, красно-коричневый. Или правильно говорить каштановый? Из тех, что на ярких коробках красок для волос обозначены совершенно нелепыми названиями, типа «Махагон» «Красное дерево» «Медная ручка двери знаменитого литературного критика с металлической фамилией» и прочая дребедень. Но ей шло. Оттеняло бледную прохладную кожу. Соседство остывающей лавы и обледенелого озера. Спорно. Но красиво.

- Ты всегда красишься, как будто хочешь стать змеей. – Его голос был задумчиво мягок, вливаясь в туман упругим ручьем. - Сбросить старую шкурку и стать новой, обновленной. Весна, новая жизнь, новый цвет, новая ты. А всегда выходит одно и то же. Все та же жизнь, все та же ты, и лишь цвет волос другой. Змея, которая никак не может сбросить шкуру. Какая трагедия из мира зоологии.- Насмешливо поднял подбородок. - Она все трется о камни и корни деревьев, но старая кожа не уходит, лишь царапается та что есть.

- Мы знакомы? – заинтересовано. Её не задело, да и она уверена, что незнакомы, но на всякий случай решила уточнить.

- Нет. Это ни к чему. Разве не так?

- Пожалуй…- задумчиво поиграла кольцами на пальцах. Нет не на «тонких и длинных», на обычных женских пальцах. Достаточно симпатичные, что бы не отводить взгляд. Недостаточно изящные, чтобы спеть о них балладу. Кольца серебряные простые ровные ободки, но на каждом пальце. Этакие своеобразные кандалы.

- Поссорилась с парнем? – ему неинтересно, но этикет, намертво въевшийся в подкорку, диктовал уточнить у одинокой барышни в ночи, не в беде ли она. Как будто он бросится её спасать, ха! Но не спросить никак нельзя. Он в мыслях укоризненно покачал головой.

- Нет. Или да? Собственно, я не уверена. – Замерзшие пальцы её легонько касаются старых перил моста, поглаживая. Кольца приятно позвякивают, соприкасаясь друг с другом.

- Не уверена, поссорились или нет?

- Не уверена, что это имеет смысл… - на секунду замолкает, бросает короткий взгляд быстрых черных пылких, как горячая смола, глаз, облизнула губы и, решившись, спросила - В чем смысл жизни?

Он засмеялся. Туман торопливо, почти мгновенно, поглотил этот резкий густой смех, будто спеша скрыть его, дабы не нарушал мрачность осенней ночи.

- Я похож на Бога?

- Немножко. - улыбнулась она – Вдруг Вы тот самый Бог, что иногда спускается на землю в человеческом облике и дает ответы на случайные вопросы, случайных прохожих… Должно же мне хоть иногда везти. – Улыбка открытая и спокойная, снова взгляд горячих глаз.

Возбуждение. Волной. Так иногда бывает. Только что все было все равно, как вдруг каждый жест становится тонким и звенящим, а ощущение её обнаженности под плащом почти болезненным.

… Его руки согревающие холодные белые плавные икры её ног. Рука, скользящая от хрупкого горла между мягких полных грудей по впадине живота перетекающей в едва заметный холм лобка, всей ладонью его сжимая. Её подкрашенные губы, смыкающиеся на его члене, плотно, туго, горячо и глубоко. Рука повелительно зарывается в блестящие волосы на макушке (туманное «Покрасилась, сучка, да?»). Его рука, давящая на диафрагму, когда короткие, резкие вздохи как толчки сотрясают её легкое тело, так сильно, что она почти вырывается из его рук, а он не пускает. Запрокинутое искаженное некрасивой и такой дышащей страстью гримасой оргазма лицо.

Ноздри раздулись, ладони сжимавшие портсигар стали влажными. Улыбнулся насмешливо, сдерживая резкий вдох, который так хотелось сделать, что бы услышать её запах. ( Кожа пальто, химический запах краски для волос, и теплый гладкий запах возбужденного тела).

- Ты читала «Триумфальную арку» Ремарка?

Она радостно улыбнулась, глаза засияли.

- Хотите угостить меня кальвадосом? Но я ведь не собиралась прыгать.

Дрожание ресниц, намек на кокетство.

- Не всегда нужно следовать четко сценарию. Так кальвадос? – Он улыбается приятной приглашающей улыбкой, расслаблено опираясь на перила, внушая покой и дружелюбие. Лишь светлые глаза неотступно следят за малейшим её жестом, тенью улыбки на губах, призраком опасения в глазах, напряженной прогнутой спиной, столь явно обнаженной под плащом.

Мгновение колебания…

- Нет. Спасибо, но нет. Богов нельзя трогать руками.

- А пить с ними кальвадос? – Не отрываясь, смотрит на неё.

- Только с Бахусом это было бы уместно.- Ее руки гладят неровный металл перил моста, нежным, но нервным движением.

- Никогда еще не бывал Бахусом. Но могу попробовать… - Приглашающий жест.

Она все еще улыбается. Смотрит в его глаза. Слышит как свистит кнут, впивающийся в покрытое потом блестящее напряженное тело. Мокрый удар и взрывной крик. Словно выдрана полоса кожи, но это лишь кажется. Всего лишь одна капля крови скользит по спине вдоль позвоночника, щекоча выгнутую талию, соскальзывая точно между ягодиц расставленных широко ног, заставляя вздрогнуть еще раз. Его член глубоко во рту, твердый настолько, что трется о нёбо и повелительная рука на макушке придавливающая вниз, к ногам. Свист воздуха втянутого сквозь зубы сжатые им в пароксизме жажды, агрессии и удовольствия. Пальцы, побелевшие и сжимающие её горло. Белая гладкая кожа груди, трущаяся о влажную стену переулка, соски натираются о грубый неровный камень до боли. У щеки, прижатой к шершавой поверхности, стекает капля воды. Она вжата в холодную мокрую стену и полностью обнажена в прохладе осенней ночи. Лишь каблуки – нетвердая опора для подгибающихся ног. Вот он, намотав на кулак блестящие волосы, прижимает её, шепча что-то грязное, вжимая, вдвигаясь, втираясь в неё, как будто стремясь вдавить, втолкнуть её в эту стену. Камень царапает упругий нежный живот, до крови, когда от сотрясений оргазма подламываются колени и дергается диафрагма в коротких, лающих, захлебывающихся вздохах.

Будто очнувшись, она шумно и глубоко вздыхает, быстро моргая, отгоняя наваждение. Прячет сжатые кулаки в карманы. Фальшиво улыбается, чувствуя, как внутри что-то дрожит.

- Нет. Я и так отняла Вас у Вашего уединения. До свидания. – Торопливо комкает прощание, инстинктивно переступая ногами, сжимая бедра.

Он тоже фальшиво улыбается, скрывая разочарование, раздраженно поводит плечами под курткой.

- Приходи, когда покрасишься в следующий раз.

Смех, мягкой волной ложиться между ними, как разделительная полоса.

- Непременно. – Вежливый кивок изящной головы.

Стук каблуков у него за спиной. Как топот копыт коня Джека Потрошителя в Англии прошлого века… Может отправиться туда? Джек, работал грязно, но завораживающе точно. А ему сегодня явно не уснуть без дразнящего запаха крови.

Щелкает портсигар с серебряным выпуклым узором, мимолетный резкий химический запах и тишина.

Пустой мост залит туманом. Булыжник блестит в тусклом свете ажурных старинных фонарей.